Ступени скромно заскрипели от его шагов.
Перекрашенный паркет слегка стонал.
Он вбежал на второй этаж и средь десятка обшарпанных дверей, нашел ее дверь…
Его скромный робкий стук, боясь потревожить десятки коммунальных квартир, был столь чист и прекрасен в это осеннее утро…

Дверь слегка скрипнула…
Застоявшаяся за десятки лет, краска хрустнула и упала на паркет, покрытий несколькими слоями эмали цвета охры.

Дверь открыла ее мать…

«Опять ты раздражаешь мой прекрасный быт,
Не жаль ее тебе и где твой человечий стыд,
Ты нам не ровня, кто ты есть???
Таких как ты – средь переулков и не счесть.
И дочь моя, столь благороднейших кровей,
Тебе не ровня!!! И подходить ты к ней не смей!!!
Ты низок, и оборван словно мещанин,
А род наш словно среди рабства – господин!
Мы за царей в сем доме вертим чудеса,
Не смей свой нос совать сюда, отродия юнца!!!»

Он улыбнулся незаметно, слова не сказав,
Заметив, что лишь проза отказав,
Нашла средь стен тончайшей рифмы нить.
Перевернув вокруг все, и заставляя точно жить,

Заметил сквозь весь шум маман,
Улыбки промелькнувшей сладости туман
В окно по водосточной красоте трубе
Любовь бежала лишь к нему по утренней росе…

Маман кричала, он стоял, молчал
И улыбаясь, закрываясь, молча так кричал,
Кричал, что любит дочь ее как сладкий сон,
И что готов отдать и жизнь, и лишь бы в унисон

Звучать и разделять свою судьбу,
Благодарить лишь Бога за мольбу,
Что посылал, когда он так хотел
Быть вечно только с ней… ведь он так смел!»

Маман сварливо продолжала кричать, он переминаясь с ноги на ногу, мял то карманы, то лацканы свое затертого сюртучка… И сквозь дверной проем он видел как она, позади маман, улыбаясь, вылезает в оконный проем…

«Маман кричала и летел лишь сквозь дворы отчасти ее крик,
А дочь ее бежала, лишь к нему так нежно, чуть касаясь словно тени блик…»